Андрей Сретенский (Келлер)
Апрель 2005
Антихрист
Avec hypocrisie ils jettent a qu'il touche
Et s'accusent d'avoir mis leurs pieds dans ses pas.
Шарль Бодлер. Цветы зла.
(Святоши - они отталкивают от себя все,
чего коснулась его рука и винят себя,
если ступают по его следу).
Ты одинок, хотя вокруг толпа
Тебе подобострастно смотрит в очи.
Ступая по твоим следам, она
Тебе венок лавровый прочит.
Ее глаза - словно в ночи сова:
Всевидящи - не видят солнца,
И падают тяжелые слова
Усталого, но сдержанного горца.
Сложна его наука и проста,
Стройна, понятна, незамысловата:
Для северянина и для азиата,
Француза, немца и хорвата.
В умы занесена.
И пароходы пышут глухо -
На Запад уголь и сырье.
И отгружает немец сухо
Востоку пушки и литье.
Громадью пятилеток и планов
Наше рабоче-крестьянское трудовое "Да!".
Сотни башенных кранов и раскатный гул станов -
Эта романтика для нас - бывшие господа!
Сила бойцов зиждется на вере в победу -
Сила вождя покоится на вере в него бойцов.
Они идут целеустремленно по его следу -
Мерный их шаг заглушает скрип жерновов.
В век просвещения тираном быть вовсе не сложно -
В этом помогут академики, институты и ректора.
Быть архистратигом и после древнего Рима можно,
Если взошло уже полночное семя зла.
На даче тихо: только капает из крана вода.
Он чувствовал сегодня затылком и подкожно,
Как гудят электричеством лагерные провода.
Здесь душен воздух -
Безвременной номенклатуры среда.
Нудно и монотонно бьется муха в стекло.
Едва слышно доносятся из подземелья голоса.
На бумагу навалилось веское слово и легло -
У шефа в эту ночь тяжелой депрессии полоса.
Глубоко за полночь упала стрелка часов,
Засучивают следователи рукава,
Запираются двери в органах на засов,
Во двор выпускают огромных псов -
Начинаются уроки права без сна.
Бой часов заглушает капель звон.
Дым из трубки вождя застилает взор.
Шелест шагов скрашивает застенный стон
И описывает происходящее уверенно собкор.
Будни смотрят из окон,
Солнечный луч завивает твой локон,
Троллейбус везет трудящихся на завод,
Поэты и композиторы собрались в поход,
Одаривая долы и веси даром советских песен.
Они стоят в душе наподобие взвеси
Недопитого ночью снотворного.
***
Tous ceux qu'il veut aimer l'observent avec crainte,
Ou bien, s'enhardissant de sa tranquillité,
Cherchent à qui saura lui tirer une plainte,
Et font sur lui l'essai de leur férocité.
Шарль Бодлер. Цветы зла.
(Все, кому он хочет подарить любовь, смотрят на него с подозрением или видя его спокойствие, пестуют в себе дерзость и соревнуются, споря о том, кто первый вырвет из его уст стон жалобы, испытывая на нем свою жестокость).
Толпа смотрела на него зевая,
Потом заинтересованно, вонзая
В него пронзительные желтые глаза,
Как на кролика подопытного в стеклянной банке,
Как на жука, пришпиленного к листу
Булавками в Кунсткамере на Лубянке.
Подобно ядовитой твари,
Что брызжет горьким ядом
В его безвинные и чистые глаза,
Бросала фразы, выкрики толпа.
Ее зрачки словно перед броском сузились:
Ждала гадюка, настороженно желая,
Бескровного и быстрого конца.
Неимоверной тяжестью давя на плечи,
На каменный холодный пол склонила,
Поставив на колени для начала.
Потом вонзила склизко когти в череп:
Под каблуками челюсти скрипели
И глухо, но мучительно и больно,
Суставы, словно дерево хрустели.
И корчилось в предсмертных муках тело.
Душа наружу, вон стремясь,
Неслышно в вечность маленькой синицей отлетела,
В бездонной вышине кружась....
Вослед остервенело вьюга пела
И на цепи рвалась.
Случайное знакомство
Вам, конечно, уже за семьдесят.
Вы изъездили целый свет.
Вы познали инь-янь субстанцию,
И вам ясно, что правды нет.
Вы смотрите гневно на соседа,
Он липнет словно муха к Вам.
Он наверное после обеда,
И зовет Вас в свой вигвам.
На плечах Ваших искусственный мех:
- Купила по случаю в Базеле.
В глазах Ваших горе и смех...
Помолились святому Лазарю.
Вы вышли из дому наспех,
Не застегнув пальто,
Оставив двери настежь,
Ведь не зайдет никто.
Когда Вы были в Канаде и жили на Аляске,
Кормили Вас мармеладом и возили кататься в коляске.
Вы жили на море в Сочи: там все Вас полюбили,
И в фильме "Белые ночи" Вас чуть не погубили.
Вы были там "англичанкой",
Водили гулять негритят,
А могли бы сойти за "шотландку"
Иль няньчить соседских котят.
Согласитесь - Аляска и Сочи,
Ведь разницы нет никакой,
Вас все теперь позабыли,
И пора идти на покой.
- "Пожалуйста, капуччино", -
Говорите вы протяжно,
И отводите "кошку" на сторону
И откидываетесь вальяжно.
В вашем выражении лица
Есть что-то ужасно милое.
Вы отвадили того наглеца
И помешиваете кофе простылое.
- "Вы представьте, они ведь думают
Точно так же, как и тогда,
Когда лязгали танки гусеницами
И захлебывалась в колесах река.
Он перечислил мне все
Населенные пункты на карте
От северной Норвегии до Керчи -
Это не по Ооновской хартии".
Спасибо Вам за рассказ,
Он был весьма занимателен.
Возможно, прошел уже час -
Я был довольно внимателен.
Пришлите по почте открытку,
Напомните о себе.
Прикрывайте только калитку -
Сквозняки ведь уже в октябре.
Мимолетное
Шагаю по жизни размашисто -
Бьюсь словно рыба об лед.
Выписывает в небе старательно
Кириллицей самолет.
Нашептывает на ухо ветер
Про какой-то смешной звездолет.
Не выдам, конечно, заветное.
А он, наверное, врет.
Он продолжает нашептывать
Что-то про вирулентное.
Пытаюсь наспех заштопывать
Мысли стопроцентные.
Ездит флейтой по нервам
Соседский вредный мальчишка.
Не надоело им, стервам,
Издеваться над бедным парнишкой.
Сон жеребенка
Мы полетим и вернемся,
уйдем и зажжемся,
воспарим над забытым гумном.
Вот и звезды погасли,
и пора уже в ясли
возвращаться счастливым гуртом.
Мы вернулись под утро,
и мерещилось смутно -
месяц брезжит прозрачным штрихом.
Мычит, блеет скотина
и в росе вся куртина -
ходит баба с железным ведром.
Начинаются страсти,
Людские напасти:
Все идет своим чередом.
Кобылицу кромсали
тесаками-ножами
и стащили остатки за дом.
Разорвали на части,
поделили по-братски
и пошли из деревни гуськом.
Анатомия одного города
Я каждый вечер хожу смотреть
на строящийся дом:
этаж за этажом
растет скелет гиганта -
одна из клеток организма-абсорбанта.
Вот - пивоварня, почки, возможно?
А вот друкарня - переночевать здесь сложно.
Зайти в парк, легкие Молоха,
где не слышно шума и шороха?
В парке играет духовой оркестр -
Городского бюджета секвестр.
Сердце - мэрия иль тюрьма? -
В голове моей кутерьма.
В общем - туман.
Стою как истукан.
Бертольдсбруннен -
всадник Бертольд и руны:
или они были до прихода гуннов?
Поры кожи - Мартинс- и Швабентор.
Но кто из них tenor?
Трудно сказать сразу
неученому богомазу.
Георгий, стоишь ты в броню одетый,
Мариной нездешней морскою воспетый,
перекликаясь с моею тоскою -
ее отведу от глаз рукою.
Георгий - нарисованный укор.
Простите за вынужденный повтор:
Укор - Боспор - Пантократор.
Что же между ними общего? -
Ах, да, - другое общество.
Позвоночник - мюнстер: подпирает небо хребтом.
- Тут не проходили Джерри и Том?
Ах да, забыл, это - туристы:
одиночки, группами - шумны и голосисты.
Их можно сравнить с бактериями -
Чужеродными телами и материями.
Итак, позвоночник мюнстера - шатер,
изломан позвонками орнамента,
сошедшего с пергамента.
Позвонок вонзается в небо востер.
С венами позволительно сравнить Вену,
что была столицей Шварцвальда:
ей окупилось сторицей,
пятьсот лет тому назад, до и после Грюнвальда.
Оттуда струились жизненные токи сюда
приехали важные господа.
Мозг - Альберт-Людвигс-Университет,
в нем зарыт вопрос и ответ:
"Die Wahrheit wird euch frei machen".
Надеваю свой вертухай с размахом
и иду в святилище здешней науки,
в библиотеку: хранилище тишины и муки
по невысказанному: миллиарды букв
на страницах книг, они напоминают
очертания кип на свалке истории
без Конца и Виктории.
Глаза и уши - спасите наши души, -
радио Регенбоген и метеорологен.
Стол - Мюнстерплатц:
накрыт пряностями, солениями и копченостями,
а также последними новостями.
Вайнгартен - матрац и спальня,
общественная читальня...
Простите, мы отдалились от темы:
нас интересуют анатомо-урбанистические проблемы.
На окраине городу
приставили протез -
это новый район "Перлашез":
в действительности Ризельфельд,
dort zu wohnen, fehlt mir am Geld.
Вот, пожалуй, и вся анатомия.
Да, вот еше симфония,
извините за какофонию,
с театром
вам и мне понятным;
их сравнить можно с душою:
нагою, но не простою.
До Эразма мы не дошли,
но это уже не анатомия.
Одевайся и пошли -
Не ломай голову над этой антиномией.
Из Марка Шагала
Уж булочник закрывает
Душистый свой васисдас.
Неслышно, незримо порхает
Где-то мой ватерпас.
Зависну горизонтально,
Согласно законам себя.
Пахнет мне в лицо сакральным,
Вертикальным паденьем грозя.
Сверчка, старина, не услышишь,
Он впал в душевный транс,
И не донесется с крыши
Его простой романс.
Загнали меня на конкуре,
Я многое здесь испытал
На собственной шкуре атласной -
Ездок мне в бок шпору вогнал.
***
Нас осталось уже немного,
На челе твоем времени след.
Провожу тебя до порога,
Научу словам от всех бед.
Напиши хоть строчку ответа,
Осень пишет круги на воде.
Не прошу уже больше совета,
И деревья шепчут во мгле.
Птицы, жаль, улетели до лета,
Чайник ржавый стоит на плите.
Мне нужна лишь полоска света
В твоем долгой дороги письме.
Нас осталось совсем немного,
Мне мелодия в душу нейдет.
Лишь обрывки последнего слога,
И слова замерзают влет.
Рейнский вальс
За окошком волны Рейна плещутся,
На экране компьютера Мойка извивается -
Сорок пятый внезапно мерещится:
Понтоны. Лошади и солдаты загибаются.
Встреча на Эльбе союзников
Или Мойка впадает в Рейн?
Канал прокопали узники,
И строиться um zehn?
Мозг отказывается понимать, а душа - верить:
Где Гродно, где Брест,
Не посажен ли я под домашний арест?
Выглядываю за дверь, хватаю себя за рукав.
Нет, я не брежу и не рычит волкодав,
Снова сажусь, к монитору припав
И погружаясь в виртуальную реальность:
O tempora, o mores, только не тривиальность.
Привет тебе, привет,
Любимый город-князь.
С тобой твой блудный сын
Выходит в шесть на связь.
Как живется тебе, как тужится? -
Одичали медные львы.
Все так же над Невою кружится
Половодье осенней листвы?
Время сетку накинуло на лицо,
Морщинами изрезало каменную кожу.
Потерялось подаренное тобою кольцо:
Потух глаз топаза и октябрь кривит рожу.
Знаю, я к тебе вернусь
Не с опущенной головой.
Руку подам и найдусь,
Что сказать тебе, дорогой.
Не умру от каменного рукопожатия
И, думаю, не придется бежать,
Гонимым облаками к земле прижатыми,
От Медного Всадника вспять.
Эшелон на восток
Скажите, начальник, пожалуйста,
Когда мы приедем туда,
Загудят там так же натужно
И заплачут столбов провода?
Не знаю, но, впрочем, мне кажется...
Позвольте, начальник... да, да,
Сыграть на тот свет без ящика,
Мне не составит труда.
Скажите, мне, может, мерещится?
На ходулях там лешие бродят.
Русалки в заросшем пруду
Песни поют, хороводят.
Мы приедем - там будет весна?
И в землянках затеплятся свечи.
Заскрипит и застонет сосна,
На поляну опустится вечер.
К смене тысячелетий
Историкам в назидание -
Гробокопателям всех времен.
Духоборцам, святошам, старателям
Всевозможных земных племен.
Читайте в книгах, высматривая
Предзнаменования перемен,
Изучайте природу внимательно,
Касаясь невозможных тем.
Входите в пространство сознательно,
Обходитесь бережно с ним.
Вглядитесь в себя старательно,
Руководствуясь духом одним.
Измеряйте времен растяжение,
Но помните - мир неделим.
Добра и зла средостение -
Их корень неразделим.
Подобно злаку, растению,
Пейте соки земли.
Отдавшись морскому течению,
Плывите на отблеск зари.
Пылают в высоких сугробах
И ссорятся снегири.
Мыслей коловращение,
Друг, останови.
Прислушайся - это вращение
Радужных неземных сфер,
В сотню тысяч атомных
Давящих наносфер.
Медитация (25.10.1917)
Дед дымит самосадом,
Сидит на теплой печи
Воронежским Синдбадом.
Бабка печет калачи.
Его "Я" витает где-то в пространстве
Между арабской Кордовой
И зоосадом в Провансе,
Где пахнет кофе со сдобой:
Он находится в трансе.
Ветеран всех турецких войн,
Вспоминает, как брали флеши.
Он не знает, что стряслось в октябре
И, конечно, стихов Олеши.
Два сердца
У меня два сердца - немецкое и русское.
Мне пространство узкое не дает дышать.
У меня два города - на севере и юге.
Мне не надо повода и некуда бежать.
На каждом континенте по одной супруге.
Тяжело, а надобно жребий выбирать.
Не нашел еще пока лучшей я подруги,
Да и времечка уже не осталось, знать.
У меня два паспорта во внутреннем кармане -
Раскинулись два берега у одной реки.
На катамаране ездят северяне,
А южане ездят на такси.
Глухая тетеря
Моей дочуре
Она сидела на тротуаре,
вперив глаза в разноцветные камни.
Она думала, возможно, о том,
что где-то есть город,
в котором не закрываются ставни.
Она думала, возможно, о том,
что где-то растут васильковые
с причудливыми кронами деревья.
Она не знала того,
что кто-то из-за ее плеча,
улыбаясь и корча рожицы,
кричал:
- Глухая тетеря!
***
Виктору Бортневскому
Ich will immer warnen und wehren: Bleibt fern.
Die Dinge singen hör ich so gern.
Ihr rührt sie an: sie sind starr und stumm.
Ihr bringt mir alle Dinge um.
R.M. Rilke. Ich fürchte mich sо.
Дорогой, пишу Вам,
когда Вас нет.
Ах, эти лица, на которые падает
и гаснет свет.
Вас ранили больно
эти глупые и злые слова.
Вам думалось невольно,
что где-то есть иные, лучшие острова.
Вы обманулись жестоко,
но ведь это только мираж.
Шумит лишь осока,
Вы не взяли крутой вираж.
Постойте, не закусывайте удила,
ведь они все равно не поймут.
Ах, простите, ведь Вас уже нет
и смерть увела
в этот темный бездонный омут,
куда падает безвозвратно стрела,
куда не доносится эхо издалека,
но только вечная тишина.
Дорогой мой, пишу Вам,
когда Вас давно уже нет.
Ах, эти лица, на которые падает
и гаснет неумолимо свет.
***
Ой, родная моя сторона.
Дорогая моя сторонка.
Не болит у меня голова,
За плечами моими котомка.
За морями лишь только моря,
За горами лишь только горы.
Помотался я, видно, не зря -
Я люблю вас, родные просторы.
Разыщу деревеньку в лесу,
Пропоет соловей мне звонко,
И заплачет калитка-сестра,
Заиграет гармошка негромко.
Приласкаю лентяя кота,
Земляки выйдут с хлебом с солонкой.
Заскрипит под ногой береста
И помашет с крыльца мне девчонка.
***
Не на шутку, не в отместку,
Ни судьба, ни компромат.
Получили мы повестку:
В среду быть в военкомат.
Все народы жаждут мира,
Знать - нe горе, нe беда,
Нас влекут от жизни пира
Посерьезнее дела.
Ну пора, прощай, красотка.
Мы поехали служить.
Поступила срочно сводка,
Постарайся не тужить.
Пишите письма, телеграммы
Мне родные и друзья.
Нас списали вне программы -
Мать не плачь, опять слеза.
Шура, Герка, Федор, Степа -
Это – славная стезя.
Может кто-то не дотопал,
Нам сдаваться здесь нельзя.
Припев:
Вагончики, стаканчики, колесики
Стучат, стучат, стучат.
Огни городов, шатры садов;
Провода гудят, гудят.
Биро-, Биро-, Биро-, Биро-, Биробиджан.
А не хочешь, вот довесок,
Посылаешься в Биджан.
Мы помчались на „Урале",
А кругом - и снег, и тьма.
Нас те горки укатали –
Слава богу, не тюрьма.
Вот приехали, и что же?
Я вас что-то не пойму –
В голове встают вопросы:
Кто, зачем и почему.
Нас загнали всех в казарму
Как забитых злых волчат.
Без особенного шарму
На щеглов шумят, кричат.
Вешайтесь, кричат, молитесь
Вы несчастные щеглы.
Не уйдете вы, паскуды,
От злой мачехи-судьбы.
Припев:
Вагончики, стаканчики, колесики
Больше не стучат.
Огни городов, шатры садов;
Провода столбов молчат.
Службу мы тащили славно,
Только вот, одна беда.
Мы в наряде в кочегарке,
Как бы не сойти с ума.
Уж который день мы с Шурой -
Стал ты черный, как чума.
Всего тридцатьсемь тележек -
Прикатили до утра.
Просыпаюсь как-то утром –
Горлопанит старшина.
Наш майор нас вызывает –
Ну, какого там рожна?
Вы, ребята, погодите, -
Вас народ и вся страна
Шлет на битву урожая –
Кукурузы и пшена.
Припев:
Вагончики, стаканчики, колесики
Стучат, стучат, стучат.
Огни городов, шатры садов;
Провода гудят, гудят.
Дан приказ, теперь на запад,
Рота двинулась вперед –
По дорогам, по ухабам –
нас приветствует народ.
Семь тысяч километров,
Что нам крошка Индостан.
Степь-тайга летят в трех метрах,
А мы едем в Казахстан.
До Омска мы доехали,
Но что же тут – и стыд и срам.
От майора до солдата
Ест нас вошь и тут и там.
Тут потопали мы в баньку,
Но смотрите, вот дела,
Не топили ее, Ваньку
Уходили фраера.
Припев:
Вагончики, стаканчики, колесики
Стучат, стучат, стучат.
Огни городов, шатры садов;
Провода гудят, гудят.
Мы собрали без остатку
Весь богатый урожай.
Приглашают на посадку –
Мы летим в родимый край.
На плацу стоят ребята
Без нательного белья.
За оградой стройно, четко
Маршируют дембеля.
Пусть вам снится шум овинов,
Вино, водка, пиво, квас.
Вам подпишет ваш Устинов
Увольнение в запас.
***
А я шагаю по Москве -
Проспекты и бульвары.
Деревья в радужной листве
Прекрасней, чем мрамор Каррары.
В Лас Вегасе - фонтанов каскады,
Вдали - каньоны Колорадо.
Природы преодолены преграды,
Но мне туда не надо.
В Париже, опять, как и прежде,
Дамы в изящной одежде.
Манит красотами el Prado,
Но мне туда не надо.
А я шагаю по Москве -
Проспекты и бульвары.
Деревья в радужной листве
Прекрасней, чем мрамор Каррары.
Махараджи в Индии,
Мумии в Египте,
А мне - деревья в инее
Милее папы в крипте.
В Вене или в Праге,
На Канарах или в Малаге,
Причуды маркиза де Сада,
Но мне туда не надо.
А я шагаю по Москве -
Проспекты и бульвары.
Деревья в радужной листве
Прекрасней, чем мрамор Каррары.
