Сергей Сомерс

По упавшему к Москве-реке бульвару

По упавшему к Москве-реке бульвару
Я пройдусь, трамвай не буду ждать.
Фонарям, по-пушкински кудрявым,
Есть наверняка, что рассказать...

Время, как святая неизбежность,
Много ли ты исправляешь в нас?

Я ступаю по брусчатке нежно,
Чтобы не спугнуть его сейчас.

Рязанка

Несчастная, убитая ГАЗель изрыгала чёрные клубы дыма из почти отвалившегося ржавого обрубка, некогда бывшего выхлопной трубой, а при движении выше 40 км/ч сизые облака начинали вырываться ещё и из-под капота.. Скорость, с которой она сейчас перемещалась в пространстве, была запредельной — 50! Это почти вдвое превышало допустимую.
Елисей Макарович, с трудом удерживал обмотанный старой синей изолентой руль. Казалось, что если он его отпустит, то машина просто развернётся на месте. Но нужно было торопиться обратно домой, в родные Луховицы, где его ждала любимая жена Дуняша, с целым выводком ребятишек, имена которых он с трудом вспоминал даже в редкие часы просветления от похмелья.
На самом деле ему сегодня здорово повезло, и он умудрился разгрузиться ещё в обед. И вот теперь, когда солнце уже клонилось к закату, он неистово давил на педаль газа, как будто от этого что-то зависело.
С трудом вспоминая пройденный путь его вдруг осенило, что в этом месте он уже проезжал сегодня не раз.. Елисей крепко выругался по матушке, проклял Москву и москвичей до пятого колена, МКАД, вечно исчезающий поворот на "рязанку", и подумав, что «для бешеной собаки третий круг — не крюк», он попыхтел, вливаясь в непролазную толпу таких же селян, упорно нарезающих круги вокруг недружественного им города, но всё такого же желанного и необходимого.


Москва-Питер

Под свинцовыми тучами мрамор
И гранит, отражённый в Неве.
Я люблю этот город странный,
Только с мыслями о Москве.

Я люблю этот дождь и ветер,
Этот вечно промокший плащ,
И в дворовых колодцах клети,
Проводов заунывный плач.

На прощанье, промозглый Питер,
Дай мне слово носить, как свой,
Мной забытый в отеле свитер,
Согреваясь моей Москвой.